РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

Кузнецов Илья Владимирович,

доктор филологических наук,

профессор кафедры истории театра, литературы и музыки

Новосибирского государственного театрального института

Одна из признанных особенностей русской культуры заключается в том, что художественная литература в ней на протяжении трёх последних столетий неизменно была средством наиболее полного выражения духовного состояния общества.

Надо уточнить, что русская культура была культурой слова с самого времени своего возникновения в XIстолетии. Это вообще свойство христианской культуры, но на русской почве оно проявилось с особенной силой.

Русская средневековая книжность (XI– XVIIвв.), в отличие от европейской литературы этого же периода, носила исключительно религиозный характер и потому даже не была художественной в прямом смысле этого слова[1]. Ведь искусству, художественности, свойствен эстетический идеал прекрасного. А русской книжности был свойствен этический, то есть нравственный, идеал праведности и святости. Фигура писателя – книжника в средние века была окружена особым почитанием: в нём видели носителя «Божественного глагола». Не случайно практически все писатели этой эпохи были монахами. И вплоть до XVI– XVIIвеков никакие занимательные или развлекательные истории не выходили из-под их пера: главной задачей книжности считалась нравственная польза, или, как тогда выражались, «душеполезность».

 Затем, на рубеже XVIIи XVIIIвв., в эпоху петровских преобразований, русская культура сделалась светской. Религиозная книжность оказалась на обочине этой новой культуры, как и фигура писателя-монаха. Но книжное слово не утратило в общественном сознании ценностного приоритета, которым обладало в продолжение нескольких столетий. Выдающийся российский учёный Юрий Лотман показал, что в XVIIIвеке связанные с книжностью смыслы оказались перенесёнными на только что возникшую и совершенно новую для России отрасль словесности – поэзию, то есть художественную литературу[2]. Теперь в качестве носителя «божественного глагола» стал восприниматься именно поэт, художник слова. С этим связан характерный для русской классики образ поэта-пророка, известный по стихотворениям Державина, Пушкина, Лермонтова; а также метко сформулированное Евгением Евтушенко более чем двухвековое убеждение, что «поэт в России больше, чем поэт», тоже специфически свойственное национальной культуре.

Начиная с пушкинской эпохи, с 1820-х годов, в российском обществе возникло движение за национальную самобытность поэзии. По сути же дела это было движение за самобытность российской культуры как таковой. Ведь весь XVIIIи начало XIXвека прошли под знаком заимствования Россией форм и содержания европейской общественной жизни, а также искусства. Творчество Пушкина и Гоголя было так горячо встречено современниками именно потому, что им первым удалось отойти от стандартов европейской поэзии и в новых, невиданных прежде образах воплотить национальное мировоззрение. Место скитальцев, русалок и колдунов общеевропейского романтизма у них заняли Татьяна Ларина и Гринёв, Хлестаков и Манилов – сугубо русские, нигде более не встреченные герои. В этих героях русский человек начал понимать и распознавать сам себя, русская мысль начала своё движение.

Не случайно 1830-е годы оказались отмечены всплеском интереса к народному творчеству. В это десятилетие Пушкин создаёт свои бессмертные сказки и «Капитанскую дочку», в основе которой, как показали учёные, тоже лежит сказочный сюжет[3]; Ершов пишет «Конька-Горбунка»; Гоголь начинает свой путь к славе «Вечерами на хуторе близ Диканьки», в которых воплотилась поэзия украинских сказаний. Все эти произведения поныне составляют золотой фонд русской словесности, на котором с самого раннего детства формируется наше мировоззрение.

В середине и конце XIXвека русская литература становится мировым явлением. Если творчество художников слова пушкинской эпохи, самое близкое и дорогое русскому уму и сердцу, было и остаётся мало понятным для зарубежных читателей, – то проза Тургенева, Достоевского, Льва Толстого, сочинения Чехова принадлежат классике всемирной литературы. В лице перечисленных писателей российская нация обрела уникальный голос в ансамбле мировой культуры. Литературная классика второй половины XIXстолетия стала фундаментом, на котором возникли явления, сохраняющие непреходящую ценность для европейского человечества: театральная школа Константина Станиславского, религиозная философия Серебряного века. Без этих составляющих культура Европы ХХ столетия просто немыслима.

Художественная литература русского модерна достойно наследовала XIXвеку. Если русский символизм был в основном явлением вторичным по отношению к европейскому искусству, то философские и художественные поиски младшего поколения русского поэтического авангарда по сей день изучаются как литературная школа и находят последователей во всём мире. Творчество Велимира Хлебникова, Бориса Пастернака, Николая Заболоцкого, Даниила Хармса, при всей разности их художественных систем, воплощало нерв литературы своей эпохи. Им удалось отразить небывалый сдвиг в сознании европейской культуры, состоявшийся в катастрофическом ХХ веке.

В годы Великой Отечественной войны, победа в которой уже 70 лет гарантирует России мир и суверенитет в числе ведущих держав, опыт русской литературы помогал бойцам отстаивать родную землю. Крупнейшие писатели середины ХХ столетия непосредственно откликнулись на события войны: Александр Твардовский, Михаил Шолохов, Константин Паустовский… Борис Пастернак считал лучшим признанием своего творчества фронтовую просьбу боевого офицера к нему, тогда военному корреспонденту, об автографе на томике стихов, прошедшем в вещмешке по дорогам сороковых годов. На войне, писал Твардовский, «не прожить без правды сущей, как бы ни была горька». Эту правду давала русская литература людям в военные годы. Русская литература ХХ века, вместе с Великой Победой, подготовили возникновение новой нации – советского народа, который сегодня называют российским народом, и к которому все мы принадлежим.

Поэтому русская литература в нашей стране была и остаётся главным средством национальной идентификации. Более важным, чем цвет кожи, разрез глаз или вероисповедание. Не случайно нет такого учителя-литератора, который не носил бы в себе убеждения, что его предмет – главный. Главный не в смысле будущей профессиональной ориентации учеников, а именно в смысле ценностного самоопределения. Не кем (или чем, используя привившуюся английскую кальку), а каким быть – к решению этого вопроса подталкивает литература. И не только подталкивает: она одновременно даёт образцы. Ведь в образах лучших героев настоящей литературы, в их мыслях, чувствах и настроениях мы находим критерии для собственных мыслей и чувств, критерии понимания себя и самооценки. И то, как мы, воспитанные великой русской литературой, себя ведём – это и есть наше национальное лицо.

Не нужно думать, что русская литература принадлежит прошлому, что она устарела или прекратилась. Такие заявления в разные времена распространяли безответственные и неталантливые литераторы; случается слышать их и теперь. Художественная литература, особенно русская, не прекратится до тех пор, пока людям свойственно задумываться о себе и своём месте в мире. Давайте просто перечислим: русские писатели Владимир Набоков, Александр Солженицын, Иосиф Бродский, Сергей Довлатов – всё это первый ряд мировой литературы конца ХХ столетия. Это имена, вкупе с именами Василия Шукшина и Валентина Распутина, более чем современные. Андрей Битов, Владимир Маканин – можно сказать, живые классики, тоже известные во всём мире. Русская литература жива, и год за годом, десятилетие за десятилетием она не перестаёт показывать нам нас самих и то, что с нами происходит. Её знают и ценят в мире: это прекрасно. Но главное не это. Главное, чтобы мы сами её знали и ценили. Чтобы не забывали, что именно в ней заключена генетическая память нашей национальной культуры. Пока мы это помним, мы остаёмся российским народом.

Фонд «Родное слово» благодарит редколлегию журнала «Лицеист» за предоставленный материал.