Читаю Есенина
Когда читаю Есенина, на душе у меня становится грустно! Вижу маленькую церковь, белым зубом торчащую на холме, слышу шёпот маков среди хлебов, у меня перехватывает дыхание от аромата скошенного сена, в котором молодость шепчет тайные словечки о близости; надо мной вечная луна, отзывающаяся в голосах ночных петухов; а далеко в дымке рассвета белеют берёзовые леса.
И жажду я близости и любви — того таинства, которое меня возвысит над повседневными страстями, чтобы почувствовать себя частью этого мироздания. Ах, эта есенинская жажда любви и ласки в таинственный час, дыхание божественной женщины, слегка приоткрывшей занавеску, чтобы увидеть мужчину, жаждущего её. Ах, эта жестокая правда — губы, которые сегодня целуем, завтра поцелует другой, и другому сказаны будут те пламенные слова, которые сегодня предназначены мне.
Ах, эта переходность человеческого счастья, эта неуверенность чувств, эта вечная борьба за создание в душе чего-то прочного, своего, в этом изменчивом непрочном мире!
Сергей Есенин — «орган, созданный природой для поэзии», по словам Максима Горького. Своей исповедью он даёт мне ответ на всё то, что моё и одновременно не моё, на то, что люблю я, но одновременно любит и другой, на то, что называется вечностью и одновременно имеет морщинистое лицо бренности, прокладывает дорогу между настоящим и воспоминанием, между горизонтом и духотой кабака, между любимой женщиной и матерью ...
Сергей Есенин — драма одной Революции, увиденная в образе жеребёнка, скачущего мимо огнедышащего паровоза,— возможности личного распятия для каждого человека, попавшего в её кровавый водоворот, чтобы очиститься и выжить, но достойно!
Сергей Есенин — магия моей любви к поэзии, мой духовный учитель. Потому что люблю или ненавижу, грущу или праздную, страдаю или творю, свой или ничей,— я всегда неизменен в любви к своей Родине, к своему родному краю, к людям!
Стоя под тонким лимонным рассветом, я способен только на одно — исповедаться самыми подлинными словами, чтобы переболеть своё очередное отстранение от суеты этого мира, от его абсурдного молчания о моём страдании, чтобы омыться снова в росе духовного возрождения — и всё это через поэзию Сергея Есенина! Иначе его «чёрный человек» ждёт меня, чтобы повести к алкоголю и разврату, к самоубийству, к человеческому самоуничтожению.
...Середина сентября 1969 года. Группа болгарских студентов, второй специальностью которых был русский язык, гостила в Московском университете имени М.В. Ломоносова. Осень была в разгаре. Я шёл по дороге к Ваганьковскому кладбищу, чувствуя, что иду к Божьей могиле, где моя душа просветлится и избавится от бремени повседневного. Ворота кладбища были открыты настежь — старые ржавые металлические ворота. Солнце тихо грело, и его лучи своим золотом мягко заливали могильные памятники. Я спросил о могиле Сергея Есенина. Удивились, что я не знаю, где она! Я заупрямился и решил найти её сам, но не успел. Пьяница, добрый человек, за несколько рублей и стакан водки согласился отвести меня к последнему пристанищу Есенина. С чёрного обелиска, с бронзового барельефа, на меня смотрел поэт с зачёсанными назад волосами.
Стояла тихая есенинская осень, а его могила была обрамлена свежими цветами. Как сменяющий караул, приходили и уходили разного возраста женщины. За всё время, которое я провёл в этом месте, оно ни на секунду не оставалось безлюдным. Приходили просто так, чтобы помолчать и уйти. Справа была похоронена Галина Бениславская, та «вечная женщина в жизни поэта», которая почти в день годовщины со дня смерти застрелилась на его могиле. Скромный памятник с несколькими мозаичными стебельками травы. Поэзия и любовь, страдание и преданность лежали рядом. Два дня я пытался купить бронзовый барельеф поэта, но, поскольку это совпало с датой его рождения, в Москве все они были раскуплены. Я нашёл себе такой через неделю в Ленинграде. А мои знакомые подарили мне есенинскую фотографию. Это были мои самые драгоценные вещи, которые я привёз из России во время своей первой поездки. И ещё листок берёзы, росшей над могилой.
Читаю Есенина, и на душе у меня становится грустно и хорошо, жажду я преданности и ласки, готов простить любую измену; мысль моя ведёт меня к скорби, разрывающей сердце, и я тоскую и пишу обо всём том, что в безумной динамике нашего дня не могу сохранить, не могу уловить его дыхания, не могу почувствовать его тепла, которое мне так нужно, так необходимо, как Сергей Есенин!
Читаю Есенина, и хочется написать что-то красивое, что захватывало бы душу грустной мыслью о бренности человеческой жизни. Про природу, которая живёт во мне, единственная и неизменная, не имеющая конкретного образа, но бесконечно влекущая своими красками, круглыми очертаниями холмов, далью, упирающейся в небо, красными островками маков среди золота хлебов, осенней листвой, запутавшейся в корнях кустарника, запахом влажного чернозёма... и той весенней магией, которая наступает после зимы, когда та ещё собирает свои забытые тут и там снежные простыни.
Читаю Есенина, и хочется выразить свои заветные чувства — к матери и сестре, детям и жене, к своим друзьям и близким, к знакомым и незнакомым, с которыми мы каждый день встречаемся на улице и расходимся, ничего не зная друг о друге... И мужское горе отца — крестьянина, нашедшего последнее пристанище на новом городском кладбище.
Читаю Есенина, и хочется поговорить со своей родиной на «ты», как сын говорит с матерью, исповедаться во всём, что накопилось на душе: в болях и тревогах, опасениях, безнадёжности — и вере, вопреки всему, в её бессмертие и её великое молчание и терпение! Исповедаться в своей жизни — скудной, растраченной, с неосуществлёнными надеждами...
Читаю Есенина... О, как он умел из всего делать поэзию! Начиная от травинки, задрожавшей под дуновением невидимого ветерка, и до невыразительной муки от мысли, что мы только пылинки во вселенной... Как бы я хотел обладать таким умением! Но давит на меня какая-то тоска, на которую я потратил уже столько слов, и никак не могу найти самое точное, единственное, чтобы выразить тоску раз и навсегда. Читаю Есенина, и мне становится грустно. И я готов раскрыть самое красивое в себе: любовь, чувство долга, сострадание, сочувствие, преклонение, восхищение…
Атанас Стоев (Болгария)