Грамотность — анахронизм?

Из раздела:

Максим СИДОРЕНКО
Фото Валерия ПАНОВА

 

Филологи признают, что в последние годы, с тотальным проникновением в нашу жизнь новых технологий и повсеместным распространением Интернета, люди всё реже берут в руки авторучку. А что будет, если современный человек вообще решит отказаться от изучения основ грамотности, решив, что в век всеобщей компьютеризации это просто нецелесообразно?

— Благо, что сегодня в нашем городе многое делается для того, чтобы популяризировать родной язык и поднять уровень грамотности населения, — говорит кандидат филологических наук, профессор кафедры современного русского языка НГПУ Елена Скворецкая, с которой мы встретились в Международный день грамотности, — 8 сентября Фонд «Родное слово» проводит массовые диктанты, тесты, акции в метрополитене с правилами письма и произношения, со стихами русских поэтов. Всё это не только способствует повышению грамотности новосибирцев, но и культурно обогащает нас. Понятно, что, выйдя из стен школы, многие забывают правила русского языка, а тут — очень удобная возможность освежить знания.

— Елена Викторовна, поясните, пожалуйста, что вообще стоит за словом «грамотность», ведь это очень широкое понятие?

— В первую очередь, слово «грамота» напрямую связано со словом «грамма» — «буква». Поэтому изначально грамотность подразумевает умелое и правильное создание текста, но в то же время это ещё и искусство говорить. Есть и другие значения этого слова — например, можно грамотно построить дом или грамотно сшить одежду. То есть делать грамотно — это значит делать по каким-то определённым правилам.

Сегодня много ведётся споров насчёт того, что, может быть, и не надо придерживаться таких строгих правил в нашей орфографии. И действительно, в русском языке слишком много исключений, что путает не только иностранцев, но и нас самих. Об этом говорится на протяжении последних двухсот лет. Уже не раз задумывались над тем, чтобы изобрести грамоту, которая была бы не столь сложной. Ещё в XVIII веке, когда Михайло Ломоносов и Василий Тредиаковский работали над русским письмом, последний активно ратовал за то, чтобы русское письмо было «по звонам». То есть, как слышишь, так и пишешь. К этому приближается, например, белорусская орфография. Ломоносов, имевший большой авторитет в русской науке XVIII века, человек довольно жёсткий, зарубил эту инициативу на корню, посчитав её дурачеством, и не более того. Зачем всё изменять, говорил он, когда в написании есть много ценных для русской культуры традиций?

Сегодня вопрос преобразования основ грамотности русского языка вновь стал актуальным. Многие ропщут, что, мол, не так легко овладеть письмом, не так легко стать грамотным человеком. Поэтому несколько последних десятилетий чиновники и учёные много говорят об очередной реформе русского языка, но то ли денег на эти цели не хватает, то ли слишком много мнений — пока ничего серьёзного так и не сделано. В конце 60-х годов прошлого века уже собиралась соответствующая комиссия, но в итоге так почти ничего серьёзного и не пришлось сделать. Что же до авторитетных в системе образования людей, а также известных писателей и журналистов, то они в большинстве своём против того, чтобы делать какие-то существенные изменения в использовании русского языка, то есть в таких сферах, как письмо и культура речи.

— А каких изменений стоит ждать в первую очередь, на что филологи уже давно обращают своё внимание?

— Прежде всего, во внимание берутся слова, где наблюдаются какие-то несоответствия: например, в таких фамилиях, как Пугачёв или Огурцов в одних случаях надо писать «ё», в других «о», хотя звуки и там, и там одинаковые. Это как раз тот случай, когда можно было бы уйти от традиции. Также предлагают унифицировать различные варианты ударения в одном и том же слове. Непонятно почему сегодня в поле зрения попало слово «брачующиеся», которое вообще редко употребляется: рассуждали насчёт того, какой из трёх вариантов предпочесть: брачащиеся, брачующиеся или брачущиеся.

— Если правила и какие-то каноны русского языка будут активно подвергаться изменениям, не значит ли это, что мы откажемся от того, что веками было накоплено нашими предками, в угоду людям, которые просто не желают эту традицию применять?

— Опасения такие есть, тем более что здесь-то мы как раз и сталкиваемся с широким пониманием слова «грамотность» и значением тех изменений, которые хотим внести в употреблении русского языка. Преобразования коснутся не только письма, но и произношения, и словоупотребления. Конечно, нельзя всё отдать на откуп пожеланиям, подчас диктуемым элементарным удобством и нежеланием учиться, поскольку мы говорим о фундаменте, на котором зиждется русская культура и русский менталитет. Однако некоторые уступки время от времени всё равно делаются. Так, например, было после революции 1917 года, когда решили больше не писать «ъ» в конце слов мужского рода. Главной причиной, побудившей тогдашнее правительство на это преобразование в языке, стало элементарное желание сэкономить бумагу. Но это действительно уже было явным анахронизмом, который полностью изжил себя.

— А были люди, которые тогда пытались отстоять «ъ»?

— Сторонников «ъ» было очень мало, и это как раз пример удачного унифицирования орфографии. Тогда же были убраны из русской азбуки и другие буквы, которые к тому времени считались уже лишними и путали пищущего человека. Например, от буквы «i» сегодня остался только фразеологизм: «расставить все точки над i». Правильность тех решений подтвердило время. Но важно понимать, что это были достаточно мелкие и незначительные вещи, которые в целом общую систему орфографии и произношения не нарушили. Сейчас, если внести какие-то кардинальные изменения, вся система начнёт расшатываться, и тогда срочно надо будет что-то делать с другими сегментами лингвистического знания.

— Сегодня, по вашему мнению, есть какие-то вещи в нашей орфографии, которые нужно изменить, и это прошло бы безболезненно для всей системы?

— Наверное, можно было бы отказаться от традиционного исторического написания «ча-ща» или «жи-ши», потому что уже никто не произносит эти слоги так, как написано, да и слов с ними не так много. Большое количество в нашей орфографии трудных правил об одном или двух «н» — и в прилагательных, и в причастиях. Например, в прилагательных есть особенность: где пишется два «н», произносим соответствующий звук коротко, и наоборот, когда произносим многие слова с одним «н» — кожаный, соловьиный, то слышится долгий «н». Вот здесь какая-то унификация была бы уместна. Ещё у нас много нюансов в написании частицы «не», и в каждой части речи есть свои трудности. Все эти изменения не затронули бы ни содержания, ни традиций, но существенно облегчили бы процесс написания.

— Мы говорим о реформе русского письма и произношении, как о чём-то существенном, что отразится буквально на каждом. Но так ли это? Ведь наверняка есть группы населения, которые даже не заметят этих изменений.

— Это нормально для любого общества. Если брать рабочую среду, то там нет столь высокой заинтересованности в грамотном письме и говорении, как, например, у людей образованных. В школах и вузах педагоги, конечно, поддерживают грамотность школьников и студентов. Но даже у нас на факультете есть студенты, которые не могут без подготовки написать диктант на удовлетворительную оценку. Четвёртая часть всё равно получает «неуды», и так бывает на каждом курсе. Это тоже сигнал к тому, чтобы общество задумалось.

— А что именно должно сделать общество?

— Большое влияние на снижение грамотности оказывает то, что книга уходит на второй план, её вытесняет Интернет, которым активно пользуются дети и взрослые. Это существенно мешает приобретению навыков хорошего письма и говорения. Студенты практически не конспектируют, они предпочитают ксерокопировать. Когда человек пишет конспект своей рукой, он, несомненно, больше запоминает, понимает, но этого, увы, уже не вернёшь. Процессы, свидетелями которых мы являемся, необратимы.

— Если мы пишем всё меньше, не значит ли это, что эпистолярный жанр вновь станет принадлежностью ограниченного круга людей, а массовая необходимость в написании писем исчезнет?

— Возможен и такой сценарий развития событий, хоть сама мысль об этом пугает. Раньше письмо считалось величайшим изобретением человечества — оно помогло аккумулировать знания многих поколений и передавать их по наследству, именно письмо было двигателем цивилизации и культуры. Изменения в обществе глубинны, мы живём совершенно иначе, чем несколько десятилетий назад. Но хочется думать, что эпистолярный жанр ещё долго будет востребован обществом. С другой стороны, технический прогресс меняет многое.

— А может, не стоит бить тревогу? Возможно, это просто очередная смена интересов?

— Наверное, нет. На протяжении последних двух тысячелетий письмо считалось одной из жизненно важных вещей, без которых человек не мог существовать. В русской традиции всегда присутствовало преклонение перед лингвистически грамотным человеком, особое уважение к основам письменной речи, основам грамотности в её широком понимании. Если человек не писал сам, а таковых в дореволюционной России было много, то он относился с уважением к тому, кто умел это делать. Расхождение между культурой и цивилизацией, которые стали проявляться в новое и новейшее время, сказалось и сказывается и на отношении к книге, к культуре устной и письменной речи.