Трудности перевода
Можно ли с помощью существующих школьных учебников научиться грамотно писать и изъясняться по-русски, избежав при этом нудной зубрежки и отвращения к родному языку? Об этом в беседе с корреспондентом «Трибуны» размышляет ведущий научный сотрудник Института русского языка имени В.В. Виноградова профессор Мария КАЛЕНЧУК
– Мария Леонидовна, международные тестирования показали, что наши 9-классники по грамотности чтения уступают сверстникам из большинства стран Европы. Выяснилось, что они обучены воспроизводить заученное и при этом не так уж хорошо понимают текст. Как вы думаете, почему?
– Данные этих исследований вызывают у меня скепсис. Вопрос в том, какие критерии оцениваются и что хотят оценить. Несмотря на то, что по результатам тестирования нас ставят в середину или во вторую половину списка участников, на международных олимпиадах по разным предметам мы все равно продолжаем лидировать. Но есть и объективная проблема: оторванность нашей школы от жизни и реального опыта учеников, ее неготовность формировать способность к решению практических задач. К примеру, любой первоклассник сейчас в той или иной степени владеет компьютером и умеет получать информацию в Интернете. Школа же продолжает делать вид, что мы живем в той же реальности, в которой жили лет двадцать назад. Авторы школьных учебников не пытаются апеллировать к реальному опыту учащихся, для которых написать e-mail естественно, а послать письмо по почте неестественно. Кроме того, в учебниках русского языка игнорируется реальная речевая среда детей. Язык предъявляют только в виде так называемого кодифицированного литературного, то есть суперправильного, с официально закрепленными нормами. А между тем, любой человек владеет, как минимум, двумя разновидностями языка. И умеет этот регистр переключать в зависимости от ситуации.
– Например?
– В официальной обстановке, в разговоре с начальством, в публичной речи пользуются кодифицированным языком. Но вот другой случай: вы, скажем, стоите в магазине в очереди. И на вопрос подошедшего: «Вы последний?» – отвечаете: «Нет, за мной стоял в коричневом пальто». Эта фраза не режет слух. Так скажет и академик, и дворник. А если посмотреть на нее с точки зрения языка, который преподается школьникам, это нонсенс. Где тут подлежащее? «В коричневом пальто». С начальной школы в нас вдалбливали: подлежащее не может быть выражено косвенным падежом с предлогом – это запрещено.
Во многих странах при обучении коммуникативным навыкам обязательно зададут ученику написать два письма на одну и ту же тему, но разным адресатам. Скажем, предложат рассказать о проведенных во Франции каникулах учителю, а также своему приятелю. Причем во втором случае просят пользоваться неформальной разновидностью языка. А наша школа упорно делает вид, что русский язык существует только в суперправильной форме. И у детей существует психологическое отталкивание от этого предмета, как от ненужного, как от занудства, не имеющего отношения к реальной жизни. В школе, по сравнению с другими предметами, ему отдается наибольшее количество часов. Если же спросить учеников, что они 11 лет изучали, скажут: правила, исключения из правил, ставить или не ставить запятую перед «как» и т.д. Но ведь язык и правила письма – разные вещи!
– Можно ли научить детей любить этот школьный предмет?
– Такая проблема авторов учебников волнует постоянно. Но мы, как и во многих сферах, шарахаемся из крайности в крайность: от абсолютной сухости, безликости и одинаковости пособий и текстов («Солнышко светит ярко. Ручьи бегут. Птички поют») к абсолютной разухабистости, к тому, что я называю «двумя притопами – тремя прихлопами», когда развлекаловка переходит разумные границы. В учебнике для начальных классов (имеющем, кстати, министерский гриф) параграфы, например, могут называться так (честное слово, я не шучу): «Раз приставка, два приставка, трям!». На мой взгляд, это хуже скучного стиля предыдущей эпохи.
– Каким вы представляете идеальный учебник?
– Идеального ничего не бывает. А в хорошем учебнике главное – соблюсти разумный баланс между интересной подачей материала и научным содержанием.
Учение – труд. И ребенка надо приучать к тому, что учиться трудно и не всегда интересно. Между тем, учебники полны какими-то лингвистическими сказками, где части речи сражаются друг с другом и т.д. Надо сказать, впервые подобные проходные персонажи появились еще в 70-е годы, в четырехтомнике «Экспериментальные материалы по русскому языку», вдохновителем, автором и редактором которого был замечательный лингвист Михаил Викторович Панов. Там происходил постоянный спор отличницы Насти Кувшинчиковой с Вовой Бутузовым, который вполне соответствовал своей фамилии, а еще там был чрезвычайно смешной отрицательный персонаж с фамилией Полупшенный. Они вели пронизанные юмором и в то же время драматичные лингвистические дискуссии. По-моему, это лучший учебник по русскому языку с научной точки зрения и в то же время в меру развлекательный. Он появился во время абсолютной серости (и, кстати, по этой причине был подвергнут остракизму). Когда же развлекательность перешагнула на страницы многих учебников, не обладающих столь высоким научным содержанием, это стало навязчивым.
– Что мешает переиздать учебник Панова сейчас?
– Он переиздается, и по нему учатся многие школьники, но возникают сложности с получением грифа министерства, потому что кабинетные методисты (в отличие от лингвистов, которые дают ему великолепные оценки) любую небанальность считают ошибкой. Они точно знают, как надо. И любой шаг влево, шаг вправо карается в данном случае лишением министерского грифа. Страдают, как всегда, лучшие. Великолепные учебники, которые просто ни с чем нельзя сравнить, методистам не нравятся. А серость пробивается.
– Не в этом ли причина обилия ошибок в учебниках?
– Издание учебников в наше время стало коммерческим предприятием. Они выходят огромными тиражами. И если раньше мы страдали от некоторого количества графоманов, с которыми все-таки можно справиться, то в последние лет десять в издательскую сферу кинулись с целью зарабатывать деньги люди порой нечистоплотные. Когда авторский коллектив из 3–4 человек за несколько лет успевает настрогать полную линейку учебников по русскому языку с первого по одиннадцатый класс, для меня все с такими авторами и учебниками понятно. Хорошие работы пишутся годами, десятилетиями – в долгих спорах, отстаивании своей точки зрения, в проверке на практике. Быстрота же в этом деле ведет к обилию ошибок. Ошибок примитивных, банальных, несмотря на все экспертизы.
– Как сделать учебники русского языка конкурентоспособными в числе средств воздействия на личность ребенка?
– Мне кажется, учебники должны стать интегрированными. Включать в себя, помимо лингвистических, сведения, развивающие детей. В частности, историю слов, связанную с общей историей. Кое-кто из авторов пытается это делать. Но, как вы думаете, что по этому поводу пишут в рецензии методисты Академии образования? «Учебник содержит слишком много интересного для детей материала. Это отвлекает от основной цели обучения». Хотелось бы спросить методистов, какая цель обучения основная?
Если мы ставим вопрос узко, стремимся лишь к тому, чтобы ребенок знал, что в слове собака пишется «о», а не «а», и где ставить запятую, а где не ставить, – это один подход. Если же мы нацелены на формирование личности – другой. В этом случае нужно выходить за пределы вопросов орфографии и пунктуации, апеллировать к живому опыту детей. Скажем, учить общаться в Интернете. Объединять обучение русскому с информацией по истории, литературе, психологии. Такого подхода, как мне кажется, и требует наше время.
– Педагоги волей-неволей должны думать сегодня и о том, чтобы в конце курса их подопечные смогли сдать ЕГЭ. А с этим – проблемы. В ходе пробных испытаний ЕГЭ по русскому языку оказался не по силам даже для некоторых учителей-словесников.
– Скажу честно: я попробовала пройти ЕГЭ по русскому языку, а также подвигла на это своих сотрудников. Результат получился плачевный. С точки зрения орфографии – вставить ту или иную букву – нет проблем. А там, где вопросы связаны с устройством языка, во многих случаях я и мои коллеги, как профессионалы, понимаем некорректность того или иного вопроса или невозможность единственного ответа. Ведь на многие вопросы можно ответить разными способами, и все они будут правильными. Однако компьютер, который будет проверять вашу работу, в этом не убедишь, поскольку в ЕГЭ всегда заложен один-единственный правильный ответ.
Когда плюрализма учебников не существовало, правильной теорией считалась та, что в единственном учебнике (хотя на самом деле «правильных» могло быть несколько). А теперь представьте современную ситуацию, когда два школьных учебника трактуют какое-нибудь языковое явление по-разному. Например, известно, что в предложении бывают главный член и второстепенный. И что между словами есть разные типы связей. Одни считают, что подлежащее и сказуемое – словосочетание, а другие считают, что подлежащее и сказуемое объединены особой связью, которая называется предикативной, и потому их ни в коем случае нельзя считать словосочетанием. В некоторых школьных учебниках в основу положен один взгляд на проблему, в некоторых – другой. Если ЕГЭ ставит задание: выписать все словосочетания из данного предложения, мне понятно, что авторы теста придерживаются мнения, что подлежащее и сказуемое – не словосочетание. И школьники, учившиеся по другому учебнику, в котором сказано, что подлежащее и сказуемое все же – словосочетание, завдомо ответят неправильно.
Когда дети не поступят в институт, посып-лются жалобы, вплоть до судебных исков. Почему ответ признан неправильным? Так написано в учебнике! А кто сказал, что это неправильно? Составители ЕГЭ! Они сделали это без научных обоснований, просто из соображений собственного удобства.
На мой взгляд, вопросы в ЕГЭ должны быть сформулированы так, чтобы избегать ситуаций, допускающих двоякое решение, либо они должны дать возможность нескольких правильных ответов. На сегодняшний день это очень серьезная проблема.
– Можно ли с помощью учебников создать такое общество, которое уже со школьной скамьи умело бы решать элементарные языковые задачи по отличению правды от полуправды, по определению того, о чем умалчивает говорящий, или почему он навязывает слушающему или читающему свою собственную оценку?
– Эта задача уже выходит за пределы лингвистического курса. Во многих школах, помимо уроков русского языка, есть уроки развития речи, на которых, в частности, должны учить и использованию разных речевых стратегий, и умению воспринимать текст, в котором информация представлена с разной степенью явности. В некоторых случаях это интегрируется в уроки русского языка, в других разводится по разным преподавателям и разным учебникам. Есть достаточное количество школьных учебников по обучению речи. Умение адаптироваться к разным ситуациям адекватно с точки зрения речи – это то, чему надо учить. И это то, что у нас всегда, к сожалению, было пущено на самотек. Научить речи гораздо труднее, чем научить подчеркивать подлежащее и сказуемое или ставить запятую в нужном месте. Это вопрос не технический, а, скорее, психологический и социальный. И хотя над этим работают большие коллективы ученых, есть наработки, интересные учебники, которые учат понимать текст, – здесь мы пока далеки от успеха.
– Каких результатов вы ожидаете от Года русского языка?
– Если в результате всех кампаний, мероприятий, которые сейчас проводятся в рамках Года русского языка, в массовом сознании и в умах наших чиновников связанные с ним проблемы будут восприниматься остро, если люди поймут, что это не личное дело лингвистов, учителей, а в полном смысле государственное, – это и станет главным итогом. Школьных учителей в значимости проблем убеждать не надо. Им надо только помогать. А вот чиновникам надо помочь это осознать.
Мария Леонидовна КАЛЕНЧУК – доктор филологических наук, профессор МГУ, ведущий научный сотрудник Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН, автор словарей, школьных учебников и нескольких десятков научных работ по проблемам фонетики, фонологии, орфоэпии.
